Защита
После успеха в эксперименте вопрос о написании диссертации был вопросом техники и небольшого времени. К новому году текст был готов. Надо было показать его официальному научному руководителю С.Э. Хайкину. На счастье, удалось сравнительно быстро с ним созвониться, и он назначил мне свидание в своей старой московской квартире. Дело в том, что после своего, судя по всему, не совсем добровольного ухода из ФИАНа, Хайкин уехал в Ленинград, где и возглавил работы по радиоастрономии в Пулковской обсерватории. В Москве он бывал только наездами и для фиановского аспиранта «отловить» его было большой удачей. К тому времени Семен Эммануилович в своем чувстве острой обиды на фиановское сообщество несколько поостыл. Он принял меня очень мило и по-старомодному вежливо. Через несколько дней Хайкин передал мне должным образом заверенный и весьма хвалебный отзыв, наличие которого строго требовалось в то время процедурными правилами проведения защиты. В этом отзыве он написал, что его руководство свелось к постановке задачи, что было сильным, но простительным преувеличением, и прочтению уже готового текста диссертации, по которому у него нет никаких замечаний, что было святой правдой. Научный руководитель честно написал, что он работой аспиранта на самом деле не руководил, и это было высокой похвалой.
Главную задачу руководителя — подбор официальных оппонентов — Хайкин выполнил отлично. Он назвал Всеволода Сергеевича Троицкого и Габриеля Семеновича Горелика, одного из классиков советской радиофизики, автора прекрасного учебника «Колебания и волны». Горелик был вынужден покинуть город Горький и близкий ему круг радиофизиков подобно тому, как С.Э. Хайкин покинул ФИАН и перебрался в Пулково. Габриель Семенович жил и работал в Долгопрудной, заведуя кафедрой общей физики МФТИ. Он в то время категорически отказывался оппонировать каким-либо соискателям, Хайкин же его уговорил. Огромное ему спасибо. Как хорошо известно, первое лицо на защите любой диссертации — это первый оппонент.
К началу марта я получил все подписи, включая визу цензуры, требуемые для публикации автореферата. В ФИАНе тогда своей типографии не было. К счастью, защищавшийся незадолго до меня Федя Бункин освоил маленькую типографию «Заготзерно» и научил меня тому, как преодолевать сопротивление метранпажа. Когда он заговорил о том, что заказ слишком сложен, что в тексте есть «французские» и даже (о ужас!) греческие буквы, я, будучи научен старшими товарищами, слегка выдвинул ящик его письменного стола и опустил туда пятидесятирублевую банкноту. Не меняя интонации, метр продолжал в том смысле, что все же науке надо помогать и что через три дня я смогу забрать тираж. Так я в первый и единственный раз в своей почти безгрешной жизни дал взятку должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей. (Для справки скажу, что дело это было задолго до хрущевской денежной реформы, изменившей в десять раз уровень цен и размер платежей. Аспирантская стипендия составляла 800 рублей, пообедать в фиановской столовой можно было за рублей семь-восемь, бутылка водки стоила 21 рубль 20 копеек, килограмм любительской колбасы — 28 рублей. Эти цифры приведены здесь для того, чтобы показать «дешевизну» бытовой коррупции того времени.)
