Вызов в ЦК
Явившись утром следующего дня на Старую площадь, я был немедленно препровожден к товарищу Л.А. Оникову. Он один занимал целую комнату, что свидетельствовало о его довольно высоком положении в иерархии сотрудников аппарата ЦК.
Левон Аршакович Оников прошел войну, окончил исторический факультет МГУ, защитил диссертацию и всю жизнь проработал в идеологическом отделе ЦК. Статный, красивый, обаятельный мужчина, он был прекрасно образован и являл собой образец традиционного московского интеллигента армянского происхождения. В первую же минуту знакомства с ним естественная скованность, вызванная разницей в возрасте, жизненном опыте и общественном положении, исчезла. Он быстро и толково объяснил мне, что на Чукотке за счет партии мне делать нечего, а вот Армения с ее наукой вообще, физикой и радиофизикой в частности, ждет - не дождется моего рассказа о квантовой электронике. Армению я знал и любил, так что, поразившись глубиной проработки вопроса (или редкой удаче при случайной выборке, что маловероятно), я согласился, особенно когда узнал, что группу в Армении будет возглавлять Л.А. Оников. Согласился, и о том не пожалел, как это будет видно из дальнейшего рассказа.
Дело в том, что Оников оказался очень интересным и, вместе с тем, обязательным человеком, человеком высокого интеллекта и человеком чести. Собственно, именно это обещала первая встреча с ним. Но масштаб личности и глубина переживаемой им трагедии в значительной мере открылись в поездке, в полевых, так сказать, условиях.
Сколько я могу судить, по возрасту, происхождению, возможно, по семейным традициям и воспитанию он принадлежал к той славной когорте искренних и светлых мальчиков, которые вступили в Великую Отечественную войну в расцвете юности. Почти все они погибли. Те, кто остался жив, возмужали, повзрослев в ходе войны — то есть самым неестественным образом. Но некоторые из них, весьма немногие, возмужав, так и не стали взрослыми. Выйдя из войны, они сохранили в себе чистоту помыслов, веру в идеалы социализма и в принципиальную справедливость советской его модели. Они не хотели, не могли уйти в инженерную или естественнонаучную деятельность. Получив высшее гуманитарное образование, как правило — превосходное, с чистым сердцем и открытой душой они посвятили себя идеологическому обслуживанию режима.
Диалектика проблемы состоит в том, что идеологическое обеспечение большого и трудного дела может успешно осуществляться только при условии, что этим заняты большие люди. Люди талантливые, прекрасно образованные, интеллектуально бесстрашные и одаренные способностью делать верные выводы, высоконравственные, думающие. Другими словами, для настоящего дела нужны по-настоящему хорошие люди. Но хорошие люди не могут долго делать плохое дело. Они быстро понимают пагубность последствий реализации, пусть красивой, но ложной идеи, лежащей в основе дела, которому они служат, порочность методов этой реализации, никчемность и пустоту ее лидеров, их жестокое лицемерие, их суесловие и преступное самолюбование. Тогда «происходит самая страшная из амортизации — амортизация сердца и души».
...Гостеприимные армяне встретили нас обильным обедом. А затем мы остались с Л.А. Ониковым вдвоем. Я был молод, здоров и с хорошей закуской мог выпить, не пьянея, довольно много. Когда я решил, что с меня, пожалуй, на сегодня хватит, Левон Аршакович уже не обращал внимания на то, пью я вместе с ним или «халтурю». Он пил и говорил много, говорил ярко, красочно, интересно, постепенно становясь все более и более трагично откровенным.
К полуночи (мы начали часов в 6 вечера) он заговорил о «Великом инквизиторе». Тысячи молодых людей, входящих ежегодно в жизнь, видели перед собой систему, на масштабах их жизненного опыта мощную и стабильную. В этой ситуации они сознательно или (большей частью) бессознательно выбирали для себя естественнонаучную или инженерную карьеру, вливались в ряды технократов. В сущности, эти молодые люди стремились к тому виду творческой деятельности, результаты которой оцениваются объективными критериями, максимально свободными от идеологии. Пожалуй, можно сказать, что это было в какой-то мере внутренней эмиграцией, но такая эмиграция поощрялась обществом и его руководителями. Ведь система была жизненно заинтересована в развитии фундаментальной науки как основы новой и, прежде всего, военной техники. Все это, ничтоже сумняшеся, я и высказал Л.А. Оникову, каковой меня, судя по всему, правильно понял.
«Легенда о Великом инквизиторе», или, как ее называет Иван Карамазов, поэма «Великий инквизитор», являет собой в изложении Ф.М. Достоевского самую сильную, самую страшную вещь во всей высокой мировой литературе. Ее пророческая, провидческая сила потрясает. Меня же потрясло то, что ответственный работник центрального аппарата правящей «партии нового типа» прибегает к Достоевскому и его образу Великого инквизитора для объяснения и оправдания генезиса деяний вождей партии и своей службы ей.
Напомню, что эта беседа была летом 1967 года. И я решился рассказать ему то, о чем речь пойдет далее — о встрече с А.Ф. Керенским и обо всех сопутствующих тому обстоятельствах.
