Возвращение к истокам
Итак, в начале 1987 года стало ясно: в ИОФАНе мне не работать. Конечно, меня лично защищал академический иммунитет. Мне ничто не угрожало. Только работать опытному экспериментатору, достигшему 57 лет и еще не потерявшему интереса к живой лабораторной деятельности, в подобных условиях было уже невозможно. Получив абсолютную власть, став непререкаемым авторитетом для чиновников вверху и подчиненных внизу, А.М. Прохоров постепенно переставал быть научным работником, оставаясь великим ученым.
На этом этапе своего жизненного пути он сказал мне как-то: «Когда я говорю что-либо, я всегда прав, как я заметил». Говорил он это, будучи заметно раздражен, так сказать, в сердцах, но вполне серьезно. Увы, ученый, потерявший способность трезвой самооценки, лишившийся ощущения необходимости (само) критики, может оставаться великим, но просто ученым он быть перестает.
В этих, мягко говоря, неподходящих условиях для работы надо было уходить. Но куда и как? Вопрос «куда» жизненно важен. Не менее серьезен и вопрос «как?». Дело в том, что AM. Прохоров, обладавший прекрасной памятью, был человеком предусмотрительным и очень осторожным. Он предпочитал держать вблизи себя тех, кому он обоснованно или нет, но не доверял, время от времени нанося им удары, а потом посыпая их раны солью.
Федя Бункин имел наивную неосторожность, сколько я помню, в середине 60-х годов написать Александру Михайловичу письмо, в котором он, на мой взгляд, справедливо подвергал критике устанавливаемую Прохоровым систему абсолютной монархии в управлении научной жизнью Лаборатории. Взамен он предлагал систему, для которой были бы характерны четкое разделение и делегирование полномочий. Александр Михайлович всерьез обиделся за «покушение» на свои августейшие права и запомнил все это. После того, как Ф.В. Бункин был избран членом-корреспондентом АН, ему стали совсем уж малы те коротенькие штанишки, в которых его, да и всех нас, держал шеф. С одобрения, а то и по прямой подсказке AM. Прохорова, Федор Васильевич искал себе независимое и достойное место под солнцем. Прохоров ему в этом помогал. Но всякий раз, когда дело доходило до чего-либо практического, получался нулевой результат. Мне доподлинно известны два случая, когда именно шеф, до того сам лично предложивший эти варианты, их и ломал. Причиной этого было стремление опорочить соискателя, подмочить его репутацию... Зная подобные иезуитские приемы, я должен был вести себя предельно осторожно и действовать по возможности скрытно. Громадный авторитет великого ученого, власть академика-секретаря и очевидное желание и умение этим всем пользоваться для достижения своих целей, в том числе и неправедных, настоятельно рекомендовали выбирать место для работы вне сферы его непосредственного влияния.
Весной 1987 года академик Юрий Андреевич Осипьян, как и все в ООФА, прекрасно знавший о моих проблемах, предложил обдумать возможность занять место директора Института спектроскопии АН СССР. Оно было бы ничего, институт молодой, научный состав — в основном физтехи, тематика, вообще говоря, мне знакома, а в ряде частностей — просто совпадает с моей. Хитрости Прохорова Осипьян брался нейтрализовать. Но было еще одно серьезное возражение. Я не мог позволить моей фигурой вытеснить с занимаемой им позиции основателя и первого директора этого института члена-корреспондента АН СССР Сергея Леонидовича Мандельштама (19Ю — 1990), как бы того ни хотели некоторые руководители ООФА Юрий Андреевич признал весомость этого последнего довода и обещал подумать еще.
В начале апреля 1987 года академик Ю.А. Осипьян предложил мне занять пост ректора МФТИ, имеющий быть по ряду независимых обстоятельств в ближайшие месяцы освобожденным. Я сразу почувствовал заманчивость этого предложения и тут же согласился, выставив только одно условие: эту работу мне должны предложить в ясных и однозначных выражениях лично действующий ректор МФТИ академик Олег Михайлович Белоцерковский. Только после этого я буду рассматривать серьезно весьма для меня лестное предложение. В начале мая мне позвонил Олег Михайлович и пригласил зайти к нему домой, сказав, что есть тема для важного разговора.
