Вопросы конференции
Я не буду говорить о содержательной стороне вопросов, обсуждавшихся на конференции. Отмечу лишь, что самой горячей темой дня были лазеры, бурный прогресс в энергетике которых завораживал. Коля Басов, не понимая по-английски, каким-то чудом, верхним чутьем, что ли, воспринимал новые идеи, да часто так, что они, эти идеи, становились его идеями или искренне воспринимались им как таковые. Пример — доклад Боба Хелварта о генерации гигантских импульсов лазерного излучения путем резкого включения добротности резонатора лазера, суть которого я не понял. Басов через пару недель выступил на семинаре Лаборатории колебаний со своей идеей модуляции (то есть периодического выключения и включения) добротности для тех же целей.
Понял я на этой конференции лишь одно — мазерам, как главной области развития квантовой электроники приходит, конец. Будущее за лазерами.
Обращала на себя манера ведения заседаний и выступлений людей, осознающих свою значимость. Складывалось впечатление, что для них главным было удачно пошутить. Таунс, которому было предоставлено первое слово, начал таю «Не знаю, что и сказать. Но я около года пробыл в Вашингтоне, и теперь могу совершенно спокойно полчаса говорить ни о чем. Так вот...». Взрыв хохота и аплодисменты. Или еще одна шутка: профессор Бенджамин Лэкс, известный специалист по сильным магнитным полям и физике полупроводников, предложил идею мазера на циклотронном резонансе и назвал предлагаемый прибор аббревиатурой «CRASER», написав на доске, но не произнеся это слово. Термин сей, в силу явного созвучия с глаголом «сraze» («сходить с ума»), вызвал в аудитории сильный, чуть-чуть нервический смех.
Не могу не сказать и о том, что сразу же по прибытию в Беркли к нам была приставлена очень милая пара — супруги Полак Елена Николаевна, дочь белого казачьего офицера, и Слава, инженер, служащий непонятно где. Не знаю, были ли они штатными офицерами американской контразведки, работали ли они на спецслужбы по совместительству или по душевному порыву, неважно, факт остается фактом — опекали они нас плотно. На самом деле, это было даже удобно. Басов не знал по-английски, я не знал местных нравов, даже таких мелочей, сколько, кому и как давать на чай, каковы стереотипные фразы при знакомстве, расставании, где можно торговаться при покупке, а где нельзя. Полаки были любезны настолько, что предложили отвезти нас в своем автомобиле из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, разрешение на посещение которого нам выхлопотал Таунс. Почти целый день мы ехали, не торопясь, по Эль Камино Реал (Большой королевской дороге), ныне проходящей через знаменитую Силиконовую долину, где тогда росли не кремниевые чипы, а апельсины.
В одном из ресторанчиков на этой дороге, увидев, что Басов увлечен каким-то научным разговором с ее мужем, Елена Николаевна под звуки танго «Калифорнийский апельсин» деликатно предложила мне остаться в США И, словно нарочно для того, чтобы я отнесся серьезно к ее предложению, сказала: «Ну, вашу жену и детей мы сумеем вытащить». Поскольку и Николай Геннадиевич, и я не обманывались в подлинной профессии наших сопровождающих, то я был готов к такому повороту событий и среагировал мгновенно: «Елена Николаевна, если вы хотите, чтобы мы остались друзьями, не поднимайте больше эту тему». Все, вроде, обошлось, но неприятный осадок остался. Лет через семь-восемь на научной конференции в Майями я снова увидел эту же пару. Встретились друзьями. Я-то числился уже «мэтром», приглашенным докладчиком, председателем одной из секций конференции — ко мне «на кривой кобыле не подъедешь». «Сладкая парочка» вилась вокруг молодого и талантливого физика-экспериментатора, по-моему, выпускника физтеха, впервые приехавшего в США. Я его предупредил о возможности вербовки и о необходимости быть с этими «супругами» настороже. Уже в Москве сей славный юноша сказал мне, что попытка действительно имела место. Все повторяется.
