В Станфордском университете
Калифорнийская жизнь тогда резко отличалась от жизни срединной Америки. По прилете меня поместили в комнате ночного помощника в одном из женских общежитий университета. Такое на Среднем Западе было совершенно немыслимо, где мужчинам строго возбранялось входить в коридор женской половины огромного корпуса студенческого — оно же аспирантское — общежития (No gentlemen beyond this point!) даже с невинной целью идти под крышей во избежание дождя при переходе из лаборатории в библиотеку. Однако аспиранты профессора Ричарда (Дика) Пантела, к группе которого я был прикомандирован, довольно долго беззлобно подшучивали над моей первой калифорнийской ночевкой.
Аспиранты Бёрни, Джо и Дик были очень простыми американскими парнями, плохо образованными, но смышлеными. При проведении физического эксперимента они были безруки, но хорошо знали возможности американского приборостроения и умели эти возможности использовать. От наших аспирантов-экспериментаторов их отличало прекрасное знание теории вопроса, однако ждать от них каких-либо свежих решений и новых идей не приходилось. Джо и Дик находились в начале своего аспирантского пути и довольно целенаправленно набирались тех знаний, которые они не получили в средней и высшей школе. Бёрни был близок к окончанию своего аспирантского послушания, все (довольно многочисленные) экзамены были сданы, пара статей (теоретических) была опубликована, экспериментальный результат уже просматривался. Большую часть времени он тратил для решения проблемы будущего трудоустройства. Мы все вместе обсуждали эту проблему, мучили его советами и помогали ему заполнять многочисленные и довольно однообразные «личные листки по учету кадров».
Я стал своим в этой группе американских мальчишек, которые были лет на 10-15 моложе меня. Когда профессор Пантел заключил договор о консультировании какой-то фирмы в Сан-Диего, выполнявшей заказы Пентагона, и благородно включил в контракт всех своих аспирантов (это была форма дополнительного приработка «по совместительству»), этим ребятам потребовалось пройти оформление на право допуска к секретным работам. Вот тут-то они и встали в тупик. Таких подробных и строгих анкет они отродясь не видывали и о наличии таковых в «самой свободной стране мира» и не слыхивали. По дружбе я помог им исполнить требуемое, благо анкета была калькой с таковой же нашей анкеты образца 1947 года. На трудный вопрос о знакомстве с иностранцами и/или с коммунистами (я отнюдь не скрывал свою принадлежность к КПСС) ответили так: «По служебной необходимости». Все сошло прекрасно: анкеты приняли и ребят оформили. Нетрудно себе представить, как веселился я, грешный, заполняя эти опросники для американских спецслужб, проверяющих лояльность своих граждан.
Если же говорить серьезно, то обращал на себя внимание объемистый, страниц под сто формата А4, список подрывных организаций, в непринадлежности которым было необходимо дать клятву. Неприятно поразило наличие в списке, кроме вполне ожидаемых компартий разного толка, ку-клукс-клана и Рыцарей Белой Камелии, также и Союза бывших бойцов Интернациональной бригады-ветеранов гражданской войны в Испании. Увлекательным чтением был этот список!
Забавными были мои приятели-аспиранты. Увидев у меня в руках какую-либо книгу из «художественных», обычно — психологический детектив, Бёрни, как правило, говорил: «Книгу не читал, я видел кино». Но «Доктора Живаго» они прочли все, и с энтузиазмом приняли мое предложение пойти вместе посмотреть только что вышедший фильм с Омаром Шарифом и потом обсудить детали, правдоподобность которых их интересовала, пожалуй, сильнее, чем общая трагическая идея фильма и его режиссура.
