В деревне у деда
Общение с дедом дало мне очень много (бабушка Елизавета Александровна скончалась зимой 1940 года, ее я помню плохо). Разного рода нравоучительные анекдоты из жизни Петра Великого, не приукрашенные сценки из народной жизни, исторические апокрифы — все это, не говоря о прямых указаниях типа: «Не говори по-уличному, не окай, московский говор — языковая норма» — производило на меня сильное впечатление.
Не могу не отметить, что многие, хотя и далеко не все, из дедовых воспитательных сюжетов, я значительно позднее увидел в «учительных» притчах Льва Толстого, правда, изложенных совсем другим, каким-то нарочитым языком.
Дед был глубоко верующим, очень православным человеком, но он резко не принимал обрядоверия, до сих пор сильно представленного в православной, но мало интеллигентной среде. Сегодня мне, очевидно, что он примкнул бы к нестяжателям, а не к иосифлянам, если бы перед ним был поставлен о том вопрос. Вот пример его диалектики. Как-то бабы, случайно сойдясь у большой рябины на деревенской площади заговорили в его присутствии о том, что немцы побеждают оттого, что у каждого солдата на поясной пряжке написано: «С нами Бог» (Gott mit uns). Дед кряхтел, кряхтел, а потом не вытерпел и достаточно сурово произнес: «Ты, питерянка (жена его двоюродного брата Николая Флегонтовича Карлова), не бухти попусту. В России с Богом надо говорить по-русски, по-немецки он понимает только в Германии». И все. Вопрос был закрыт. Каюсь, тогда мне показалось, что дед воспользовался хитрой уловкой в расчете на малую образованность аудитории. Теперь-то я вижу, как глубоко он был прав по существу.
Деду, в той же мере, что и отцу, я обязан своим интересом к истории вообще, и России в особенности. Наши предки, говорил он, никогда не были помещичьими крепостными. Барских усадеб с их блеском и развратом, с их дворней и насилием в окрестности не было. Шило-во принадлежало Каменоостровскому монастырю, расположенному на острове у высокого и лесистого противоположного берега Кубенского озера. Монахи — люди серьезные, они издавна вели реестр своему имуществу Отец мой утверждал, что он успел увидеть некий документ петровского времени, утверждавший наличие во владении монастыря сельца Шилове «А в том сельце мужиков три семьи — Заварины, Карловы да Копыловы». Дед объяснял наличие на берегах Кубенского озера в столь отдаленные времена крестьянской фамилии столь некрестьянского звучания тем, что места эти входили в вологодскую пятину Новгородской земли. Попросту говоря, Вологда и ее окрестности были колонией Господина Великого Новгорода. До сих пор в наших местах влажный и теплый, приносящий весеннее таяние снегов юго-западный ветер называется «шелонец». Никакой Шелони поблизости нет, а вот на юго-западе по отношению к Новгороду и невдалеке от него течет река Шелонь. Среди новгородских ушкуйников встретить человека по имени Карл довольно легко. На одном из памятных камней, найденном на пути «из варяг в греки», неизвестный викинг вырубил руническую надпись: «Карл ставит этот камень в память своего друга Свенельда...». Естественно, этот красивый миф пробудил чрезвычайно мое воображение. Я свято в него поверил: он составил основу моей тайной отроческой гордости. Упомянутый рунический камень был найден на острове Березань в гирле Днепра. С Днепром связана еще одна необыкновенная легенда, рассказанная мне дедом. По его словам, во время своего апостольского знаменитого путешествия вокруг Европы святой апостол Андрей Первозванный поднимался вверх по Днепру не на ладье под парусом или на веслах, а шел на плоту, влекомом против течения Духом Святым.
Нордической, норвежско-шведской гипотезе происхождения Руси посвящена необозримо огромная литература. Впоследствии, читая кое-что на эту тему, я неоднократно находил упоминания о том Карле «березанском», равно как и о том, чьим именем начинается текст первого дипломатического документа Русского государства — договоре Олега с греками: «Мы, народ русский, Карли, Револьд...».
