Учителя
«Немка», Лина Петровна Кеппе, являлась на самом деле латышкой. Она учила нас тому, что в Германии называют Riga Deutsch, и учила хорошо. В ее методике большое место занимало заучивание наизусть великих стихотворных текстов — из Гете, Шиллера, Гейне. Теперешняя школа пренебрегает этим, а напрасно. Лет через 30 после окончания школы, когда, полностью забыв немецкий, я попал в Германию, то с удивлением почувствовал, как этот прекрасный язык, своим строем близкий русскому, из глубин подсознания поднимается на поверхность повседневного общения, карабкаясь по ступенькам стихотворных строк. Лина Петровна была добрейшим человеком, всегда готовым разрешить нечто по школьным правилам незаконное, особенно, если просишь по-немецки, да еще используешь внеучебную лексику. Каюсь, я частенько злоупотреблял этим её свойством. Мне она казалась похожей на Эланалюм, жену Викниксора из «Республики ШКИД».
Мало кто из учеников Александра Акимовича, историка, помнит его фамилию. Но все прекрасно представляют его облик. Он был коренаст, лобаст, лысоват, чтобы не сказать, плешив, и очень походил на образ В.И. Ленина, созданный замечательным актером вахтанговской школы Б.В. Щукиным. Историк этим сходством кокетничал, подчеркивая его на грани фола. Он вставлял большие пальцы в проймы жилета, напористо объясняя урок, наклонял голову вперед, как будто стремясь забодать воображаемого оппонента. Но грань он не переходил. Так, он никогда не позволял себе грассировать. Учителем он был превосходным, его страстные монологи по истории Великой Французской революции, Гражданской войны в США, Тугендбунда в Германии слушать было одно наслаждение. Александр Акимович был нашим классным руководителем. С родителями своих питомцев он всегда разговаривал один на один и говорил всегда по существу.
Но не все было столь благостно в нашей школе. У директора не могло не быть особо доверенной стервы среди учителей-предметников. То была химичка. Благоразумная память на всякий случай не сохранила ее имени. Эта мымра плохо знала химию, подавляла всякую возможность задать вопрос или, Боже упаси, высказать мнение, хоть чуть-чуть превосходящее уровень ее понимания. Класс ее не любил. Я, многогрешный, оттянулся, как теперь говорят, за ее счет на полную.
Когда она вызывала меня и спрашивала о Ломоносове или Менделееве в связи с их химическими заслугами, я на полчаса закатывал патетическую речь типа «Россия — родина слонов», подробно перечисляя все деяния этих великих людей и ни единым словом до самого звонка не касаясь их химических свершений. Когда же химический кабинет бывал (довольно частенько) временно закрыт, занятия по химии проходили в физическом кабинете. Тут-то и начинались странные вещи.
И я, и мои ближайшие друзья скромненько сидели на первых партах, умильно сложив перед собой свои шаловливые ручонки. В это время вдруг сам собой начинал бить колокол громкого боя, каковой получается, если с помощью нехитрого электромеханического устройства фунтовая гиря бьет по чугунной сковородке, свободно подвешенной в глубине одного из лабораторных шкафов. С появлением разгневанной директрисы бой прекращался, с ее уходом — возобновлялся. Урок сорван, все в восторге, и я тоже.
Я неплохо знал неорганическую химию и любил ее за ту роль, которую играет в ней сознательный эксперимент, поддерживаемый внятной теорией. Однажды на Новый год я синтезировал бенгальские огни на все цвета радуги и зажег их на внешней стороне окон нашего класса. Было очень красиво. Я получил выговор и тройку по дисциплине в четверти. По химии у меня была четверка в аттестате зрелости, что лишило меня золотой медали. Ну да Бог с ними, не дать мне серебряную медаль директриса не могла, а этого вполне хватало. В результате я стал физиком, опубликовавшим, правда, четыре книги по химии.
В целом, последние три класса средней школы №150 мне дали очень много. Уровень преподавания в ней был гораздо выше среднего. Будучи признателен ее учителям, я не могу не подчеркнуть весьма позитивную роль чувства товарищества, существовавшего в нашем классе. Мне особенно дорога дружба с Сережкой Бочаровым — тонким филологом и замечательным литературоведом. Три года за одной партой в нежном возрасте от 16 до 18 лет значат очень много. Мы вместе бегали из школы на стадион «Динамо», вместе осваивали репертуар Малого, МХАТА и Вахтанговского, вместе обсуждали подходы к темам домашних сочинений, и договаривались о разделе «секторов влияния». Недавно Сергей Георгиевич посетил меня и подарил мне только что опубликованный им краткий, но прекрасный vademecum по творческой биографии АС. Пушкина, тактично наложенной на скелет биологической жизни поэта.
