Учителя и ученики
Доктором наук в идеале тот или иной зрелый ученый становится не после того, как он успешно защитит докторскую диссертацию. В лучших российских научных сообществах, институтах и лабораториях ученые сначала становились докторами наук по сути, а уж потом защищали докторскую диссертацию. Как доктор физико-математических наук, а затем как профессор экспериментальной физики я проработал в лаборатории А.М. Прохорова 21 год до избрания ректором МФТИ в 1987 году. Эта глава посвящена отрезку времени от момента докторской защиты до избрания в Академию наук (1984 год). Много интересного происходило в это время, хотя оно и называется временем застоя.
После поездки в Америку я сразу же занялся процедурой защиты диссертации. AM. Прохоров всячески мне помогал, хотя несмотря на это, далеко не все было так уж благополучно. Только что был в очередной раз реорганизован большой Ученый совет ФИАН. В отношении защиты докторских диссертаций эта реорганизация свелась к разделению Совета на две «квалификационные» секции. Одну из них, по ядерной и теоретической физике, возглавил председатель Совета, директор института академик Д.В. Скобельцын, другую, по общей физике, — его заместитель, тогда еще член-корреспондент АН СССР Н.Г. Басов.
Так сошлось, что моя защита стояла первой по времени в этой реорганизованной структуре, и проходить она должна была под председательством Басова. Узнав о том, Скобельцын только охнул и сказал: «Ой, как нехорошо!». Он имел к тому все основания. К середине 60-х годов противоречия между Басовым и Прохоровым перешли в стадию противостояния.
Причин этого, как мне кажется, было несколько. Это было вызвано и неординарными натурами этих двух великих людей. Кроме того, разногласия между ними раздувались не вполне чистоплотными и не очень умными людьми из их ближайшего окружения. И, наконец, свой вклад в поддержание напряженности в отношениях между ними внесла и верхушка Академии. Не знаю, кто именно и как именно, — я только догадываюсь. Исхожу из того, что в АН было достаточно умных и тонких людей, способных почувствовать творческую силу Басова и Прохорова и понять, что, будучи едины, эти молодые таланты представляют собой опасную силу для них, умных и тонких ученых, но уже полутворцов, полуорганизаторов науки. А тут еще и присуждение Нобелевской премии! Поневоле задумаешься. Поэтому и пришлось некоторым руководителям сознательно или неосознанно, но пойти по пути «Divide et impera» («Разделяй и властвуй»), что есть старый, как мир, и весьма действенный способ обеспечения господства объективно слабых над потенциально сильными.
Ну, да ладно, Бог им всем судья. Однако ж, «Паны дерутся, у холопов чубы трещат». Выделилась ли к весне 1966 года группа Басова из Лаборатории колебаний, я не помню. Но Ученый совет, имевший право представлять работы к защите, был единым и в равной мере состоял из сотрудников Прохорова и Басова. Я должен был доложить свою докторскую работу перед лицом этого ареопага с тем, чтобы, пройдя процедуру так называемой предзащиты, получить требуемое представление.
Из «этикетных» соображений председательствовал Басов, который, однако, не удержался и решил размазать меня, чтобы уязвить Прохорова. Сам он оказался по моей теме не компетентен, поэтому «слабым манием руки» он бросил в бой двух своих лучших на то время теоретиков. Первый из них, высокий, красивый парень, выглядевший самым интеллигентным в ближайшем басовском окружении, понял тщетность своих усилий и умолк Второй, немного помоложе, работал в смежных с тематикой моего исследования областях, посему продолжал активно выступать против одного из важных положений диссертации. Но он слишком увлекся и заявил нечто, противоречащее твердо установленным законам физики, и, тем самым, как говорится, сам напросился на мой резкий ответ по существу вопроса.
