Своя игра
Мы с Леной дали банкет по поводу благополучно прошедшей докторской защиты в ресторане при московском аэровокзале. Тогда, в 1966 году, он только-только открылся. Наш банкет был первым в истории этого предприятия общественного питания, и директор ресторана обещал безукоризненное исполнение заказа. «Мои сотрудники, — сказал он, — толком еще не притерлись друг к другу. Поэтому воровать пока не будут». Как в воду глядел.
Впереди, однако, был непочатый край новой работы. В течение предыдущих лет 15-16 научной работы я только один раз кардинально сменил тематику, что было внутренне обусловлено и являлось переходом к другому методу достижения той же цели. Теперь же перемена казалась вынужденной внешними обстоятельствами. Казалось, вовсе отсутствовала мотивация, идущая от внутренней логики развития того, чем я успешно занимался до того. Но гениальная интуиция AM. Прохорова сработала и на этот раз, как всегда, безошибочно.
С лазерной наукой я, благодаря пребыванию в Станфорде и Париже, был знаком уже не только по-соседски, я в ней работал. Что характерно, мне удалось привнести в эти чисто оптические работы методы СВЧ-волноводной техники. Излучение молекулярных лазеров инфракрасного (ИК) диапазона естественным образом, ровно в той мере, в какой ИК близко к СВЧ, напоминает очень коротковолновое радиоизлучение. ИК-спектроскопия молекул тематически и методологически близка их радиоспектроскопии.
В лаборатории AM. Прохорова физикой этого раздела квантовой электроники практически никто не занимался, так что путь был открыт, и впереди вырисовывались радужные перспективы. Но все же дело было новым, требовалось с нулевой отметки строить новую рабочую группу, тем более что Ширков от меня ушел. Остался бывший наш студент Г.П. Кузьмин — старейший лазерный сотрудник моей исследовательской группы. Кузьмин, с которым мы начинали экспериментальную часть работы, и взятый взаймы у Феди Бункина теоретик Ю.Б. Конев стали моими первыми «лазерными» учениками — кандидатами физико-математических наук. Защитившись, Конев ушел в «наукоемкую промышленность», Кузьмин остался. Постепенно наша группа росла. Сознательно ограничиваясь в ее перечне только именами кандидатов наук, ставших таковыми под моим руководством, скажу, что в дальнейшем в группу вошли В.М. Акулин, С.С. Алимпиев, Ю.Н. Петров, Б.Г. Сартаков, Е.В. Сисакян (Андреева) и Э.М. Хохлов. Позднее к ним присоединился и Б.Б. Крынецкий.
В электронике вообще и в квантовой электронике в частности труднее всего поддается измерению энергия (мощность) излучения. Лазеры наши работали, а с какой мощностью, мы не знали. И тут я придумал. Вспомнил, как резко увеличивалась скорость выкипания жидкого гелия, когда при работе с мазерами мы вводили в соответствующий сосуд Дьюара небольшое количество СВЧ-энергии накачки. Я рассуждал вслух по дороге домой, в один из тех немногих вечеров, когда Лена и я шли пешком из института. Идти было около получаса, и в результате при подходе к нашему подъезду я полностью сформулировал надежный метод измерения энергии излучения С02-лазеров умеренной интенсивности. Наутро я попросил Гену Кузьмина выпросить у буфетчицы напрокат стандартные торговые весы. Установив сосуд с жидким азотом на весы и направив на поверхность азота лазерный луч, я с радостью увидел, как стрелка весов равномерно и бодро поехала вниз по шкале. Дальше оставался только рутинный пересчет граммов испарившегося азота в джоули поглощенной лазерной энергии.
Это изобретение составляет предмет моей гордости физика-экспериментатора наравне с той нитью, которой я закрепил кристалл рубина в жидком гелии, и с тем, как я замкнул цепь обратной связи в автоматическом нулевом радиометре. Три момента озарения, реализованные собственными руками.
