Русский язык
Наташа по материнской линии была прямым потомком Алексея Петровича Ермолова, чем чрезвычайно гордилась. Мужа своего называла Ник, ко мне обращалась как к Коле. Распотешила она однажды меня вопросом.- «Скажите, Коля, почему ваш русский язык так хорош и правилен, в то время как русские второй эмиграции говорят по-русски так безобразно?». Пришлось ей сказать, что с немцами ушли отнюдь не лучшие представители русского народа вообще и русской интеллигенции в частности. (В связи с этим, не могу не воспроизвести обращенные ко мне слова Дика Пантела: «Судя по твоему английскому, Ник, русский — очень богатый и выразительный язык». — Judging by your English, Nick, I consider Russian to bee a very rich and eloquent language. В ответ я произношу цитату из Ломоносова насчет «великолепия Гишпанского, сладостности Итальянского, живости Французского и крепости Немецкого», не без ехидства присовокупив, что английского в этом перечне нет, вероятно, по незнанию или по малой значимости этого языка в то время, что, впрочем, эквивалентно. Шутки шутками, но я был страшно горд этим комплиментом, до сих пор одним из лучших из числа полученных за всю мою жизнь.)
Николай Николаевич (у меня язык не поворачивался называть его «Ник») был сентиментален, любил советские добрые кинофильмы типа «Сережи» по повести Веры Пановой и наши мультфильмы. Свою ностальгию он заглушал деятельным участием в общественной жизни русской православной общины Сан-Франциско при полном неприятии им эмигрантов второй волны из числа пособников немецких оккупантов, сбежавших из России в 1943-1944 годах и попавших в Америку после 1945 года. Как инженер-электрик по диплому и радиоинженер по опыту работы, он, как бы мы сказали, на общественных началах осуществил и электрификацию, и радиофикацию православного кафедрального собора на Гейри-стрит в Сан-Франциско, за что получил благодарственную грамоту от преосвященного Иоанна Сан-францисского (князя Шаховского). Грешен, но мне показалась смешной надпись на этой грамоте: «Дано в Богоспасаемом граде Нью-Йорке».
Ковалевский зарабатывал на жизнь следующим нехитрым способом: некий, по его словам, достаточно ловкий левантинец — то ли грек, то ли еврей, то ли армянин — из юго-восточного Средиземноморья брал в Пентагоне подряд на проектирование или концептуальный расчет схемы внутренней радиосвязи для какого-нибудь конкретного самолета, танка или боевой машины пехоты. Содержать на сей предмет специальный исследовательский институт, как это бы сделали у нас, американцы считали экономически неоправданным. Вместо этого они предпочитали иметь дело с упомянутым левантинцем, у которого была небольшая группа (человек 5 — 8) корреспондентов. Им он профессионально и по-человечески доверял и по очереди и в соответствии с узкой специализацией каждого высылал полученные заказы. Такая же схема организации труда описана в известном романе Генриха Беля «Бильярд в половине одиннадцатого» применительно к Западной Германии того же примерно времени и является, по-видимому, удобной формой кооперации труда интеллектуальных «кустарей-одиночек без мотора».
Николай Николаевич говорил мне, что эта работа для него не составляет труда в силу добротности полученного им в Германии образования и хорошего знания русского языка и русской научной литературы. Не было случаев, чтобы он не находил поставленную перед ним задачу уже решенной и опубликованной в «Известиях вузов» горьковской, саратовской или томской серий. «Вы ужасно трепливы, — говорил он, — я перевожу текст на английский, а в формулах даже не меняю обозначений. Этот метод срабатывает без осечки». Способ оплаты интеллектуального труда при такой форме его организации позволяет, уплачивая все налоги, не платить алименты бывшей жене. Для Ковалевского это было важно, и не только из финансовых соображений.
