Рождение дочери
Через несколько часов Лена благополучно родила прекрасную девочку с небесно голубыми, очень яркими глазами и забавным курносым носиком. Когда «выпускающая» медсестра роддома вручала мне драгоценный сверток, содержащий дочь мою, эта девица широко открыла свои бесконечно голубые глаза и так осмысленно посмотрела на меня, что я чуть было не выронил ее. Вероятно, от неожиданности.
Имя ребенка было выбрано заранее. Имя мальчика задавалось семейной традицией (тут вопросов не было): Василий. На случай девочки мы примерно за неделю до ожидаемых событий выбрали имя по жребию из трех дорогих для меня женских имен: Мария — моя мама и ее мать, моя бабушка, Елизавета — мать моего отца, моя бабушка, Екатерина — двоюродная сестра моего отца, моя няня. Выбор судьбы пал на имя Мария.
Но вернемся к аспирантуре. Вступительные экзамены прошли вполне благополучно. Заслуживает упоминания только экзамен по английскому языку, который благодаря физтеховской языковой подготовке был сдан настолько хорошо, что был сразу же зачтен как экзамен кандидатского минимума, дав экономию дорогого аспирантского времени. Здесь, пожалуй, уместно сказать о языковой подготовке вообще, и на физтехе в частности. (Не буду касаться того, как знание языка, отличного от родного, расширяет кругозор и повышает уровень культурности человека. Отмечу прагматическую сторону вопроса. Когда моему отцу стало ясно, что я буду заниматься научной работой, он сказал мне: «Все наши крупные ученые все списывают у иностранцев. Учи язык, желательно, английский. Немецкий ушел в прошлое, французский даже барышням не нужен». Грубо, но в основном — верно.).
В сталинское время лица, свободно владевшие каким-либо из европейских языков, вызывали подозрение. Только доверенные люди получали хорошую языковую подготовку. Обычная школа как средняя, так и высшая, преподавала язык pro forma (ради формы). В результате, в основной своей массе представители русской профессиональной интеллигенции — инженеры, врачи, учителя, даже научные работники — языков не знали и знать не хотели. Это им было не нужно в закрытой стране. Но тот, кто, работая на переднем крае научного и технического прогресса, владел иностранным языком, получал неоспоримые преимущества большей своей полезности для выполняемого им дела. Именно этого хотел основоположник физтеха ПЛ. Капица. Именно поэтому на ФТФ было так хорошо поставлено дело изучения английского. «С чувством глубокого удовлетворения» должен заметить, что МФТИ сохранил эту традицию ФТФ. Выпускники физтеха 60-х и 70-х годов в ответ на информацию о том, что там-то появилась такая-то интересная статья, говорили: «Спасибо, я ее прочту». В отличие от них выпускники физфака МГУ говорили: «Спасибо, я ее переведу». Прослужив примерно два месяца в ФИАНе радиотехником, я стал полноправным аспирантом Лаборатории колебаний этого института.
Начало аспирантуры было связано с тяжелым оскорблением, которое, походя, полуавтоматически, мне нанес С.Э. Хайкин. Мой научный руководитель отдал тему, ранее им мне предложенную, другому. Тема была подробно со мной обсуждена и мной обдумана. Было очень обидно, хотя я понимал, что он имел на то полное право — ведь идея была его. Это была беспроигрышная тема, вероятно, именно поэтому она была отдана так называемому «целевому» аспиранту из Армении. К счастью, армянский аспирант оказался очень хорошим человеком. Эмиль Гайкович Мирзабекян был участником недавней войны, командиром батареи противотанковых орудий. Как и все побывшие на фронте люди, он не любил вспоминать войну. Я больше знаю о норове его кобылы в Тифлисском артиллерийском училище, чем о тех ощущениях, которые он испытывал, выкатывая свои противотанковые пушки на открытую позицию, чтобы огнем прямой наводки остановить идущие в атаку немецкие танки. Мы подружились. И я очень рад тому, что скрыл от него, что разрабатываемая им тема была обещана мне.
