Ректор
В августе 1987 года в Великобритании на базе университета города Суонси в Уэльсе должна была происходить международная конференция по явлениям в ионизированных газах. Высокие «инстанции» дали разрешение на мою поездку, что было совсем непросто ввиду моей вовлеченности в весьма секретные работы. В Англии я не бывал и очень хотел поехать. Но так начинать ректорство в институте, где до того практически только один ректор более или менее регулярно выезжал за пределы отечества, нельзя. Но я бы себе никогда не простил, если бы не попытался, как говорят французы, «превратить несчастье в добродетель».
После выборов должны были последовать приказы двух министров: РСФСР — И.Ф. Образцова и СССР — Г. А. Ягодина. Но оба эти достаточно высокопоставленные чиновника не могли принять решение о назначении только что избранного ректора без санкции Отдела науки ЦК КПСС. Со мной должен был побеседовать заведующий Отделом, каковому и надлежало одобрить или отклонить предлагаемую кандидатуру.
На важном посту оперативного партийного руководства наукой и высшим образованием находился тогда член-корреспондент АН СССР Валентин Александрович Григорьев, человек моего возраста, разумный и все понимающий. Поэтому наша беседа была самого общего характера. Я, сокрушенно вздыхая, попросил разрешения не ехать в Англию, поскольку, по моему мнению, только что избранному ректору негоже, ну и т. д. При сем присутствовавший его заместитель огорченно сказал, что они только что, преодолев некие трудности дали добро на эту поездку, и, выходит, все попусту. Григорьев немедленно прекратил сетования своего заместителя, сказав, на что, собственно, я и рассчитывал: «Мне нравится такая щепетильность!». Думаю, читателю очевидны и характер, и смысл этой игры в поддавки.
Я как в воду глядел. Помощь ВА Григорьева понадобилась сразу же. Дело в том, что, воспользовавшись отсутствием весной 1987 года ректора (предыдущий уже ушел, а следующий еще не пришел), Министерство обороны призвало на действительную военную службу студентов 1986 года приема, которым к весне исполнилось 18 лет. Это составило больше половины курса. Остальных та же участь ждала в осенний призыв. С помощью В.А. Григорьева и его заместителя В.М. Петрова удалось спасти вторую половину от пустой потери двух лет — столь важных в процессе становления научного работника. Генштаб в лице за то ответственных паркетных генералов реагировал на мои хлопоты очень просто: «Нам ЦК прикажет, мы возьмем под козырек, а до того — ни-ни».
Я понимал, что те перемены социального климата в стране, контуры, которых осенью этого года уже явственно просматривались, влекут за собой тяжкие последствия для физтеха и его системы. Понимал также и то, что при разрешении кризисных ситуаций, в основе возникновения которых лежат социальные проблемы, наивный подход только вреден.
Но в кризисные, острые моменты какая-то высшая сила словно отключает холодную рассудочность. Я исходил из того, что Отечеству, даже если оно сейчас этого само и не понимает, необходимы дрожжи научно-технического прогресса. Стране нужны наши выпускники, жизнеспособные, закаленные, хорошо и широко образованные, работоспособные и просто ко всему способные молодые люди. Можно думать, что это чистой воды идеализм. Так оно и есть. Но в основе любого идеализма лежит позитивный прагматизм, часто запрятанный достаточно глубоко и практически не ощущаемый. Подросткам и юношам, населяющим города и веси Отечества нашего и имеющим склонность к точным наукам, нужна путеводная звезда, нужна цель, нужен идеал. Физтех, такой, каким он задуман и осуществлен, стране нужен.
Все десять лет моего ректорства, совпавшие с самым трудным десятилетием в современной истории России, были посвящены решению этой тяжелой задачи. Но прежде всего надо было навести порядок в собственном доме.
