Правительственная комиссия
В конце июля правительственная комиссия приняла с весьма положительной оценкой проделанную работу Крымской экспедиции ФИАН. Было принято решение о щедром премировании участников экспедиции, и на то целевым порядком выделили деньги. К середине августа эти деньги дошли до сотрудников ФИАН, находившихся в Крыму. Премированные устроили роскошный банкет для всех сотрудников отряда, в том числе и «вольнонаемных», включая студентов. Дело происходило в ресторане «Алушта», расположенном в километрах двух-двух с половиной от нашей базы. Все крепко выпили, но я не пил, так как у меня были другие интересы. Но увидев, что Веселаго явно перебрал, я вывел его из ресторана и повел домой. Этих километров маршировки хватило для того, чтобы он пришел в себя и послушно лег спать на своей раскладушке в нашей с ним палатке. Выполнив таким образом дружеский долг, я оставил его и пошел заниматься своими личными делами, которые успешно развивались в правильном направлении. Короче говоря, я поселился в палатке у Лены, благо она жила в палатке одна.
Ну, а потом, как благородный человек, я должен был на ней жениться, что я и сделал с превеликим удовольствием, примерно, через неделю после того достопамятного банкета. К этой легенде, которая правдива, как никакая иная, есть злопыхательское дополнение, придуманное, видимо теми, кто имел виды либо на Лену, либо на меня, недостойного, но желаемого не достиг. Коротко глас народа можно выразить в двух фразах. Во-первых, Коля сильно хромал, и Лена его пожалела, а он этим воспользовался. Во-вторых, Коля сильно хромал и, погуляв с Леной, не смог от нее убежать, а она этим воспользовалась.
Так или иначе, но мы, как говорится, «расписались» в алуштинском загсе в воскресенье 26 августа 1951 года. Два внешних обстоятельства предвещали нам долгую и счастливую жизнь. Расписывались мы под колокольный звон. Расположенный рядом с загсом кафедральный собор благовестом встречал приехавшего туда с пастырской миссией симферопольского владыку. Когда мы вышли из стен загса, на нас обрушился удивительно ласковый и теплый дождь, редкий для тех мест в то время года.
Свадьбу всей экспедицией сыграли в Алупке — было очень весело. Медовый наш месяц продолжался в Алуште и длился спокойно недели три. Из этого периода два момента достойны упоминания.
В то лето AM. Прохоров со своей женой проводил летний отпуск в каком-то алуштинском санатории. Естественно, он воспользовался оказией, чтобы посмотреть, как живут и работают на берегу «самого синего в мире» Черного моря сотрудники лаборатории колебаний. Прохоров увидел, что живем мы мирно, работаем старательно и жизнью наслаждаемся умеренно. Одна из сотрудниц Виткевича, радиоинженер B.C. Медведева, выставила к чаю, которым угощали Александра Михайловича банку только что сваренного ею кизилового варенья. Прохоров начал вежливо отказываться, де мол, спасибо большое, но не стоит банку открывать. Банка все же была открыта, Прохоров съел одну ложечку и начал хвалить вкус, цвет и аромат варенья. Тут-то я включился в это дело вместе с Александром Михайловичем и мгновенно опустошил банку до дна.
Лет через десять-пятнадцать, когда в лаборатории колебаний установился обычай всем вместе скромно отмечать день рождения AM. Прохорова, тот с грустью вспомнил этот эпизод, сказав обо мне: «Ну надо же. Он вынудил открыть банку варенья якобы для меня, а я даже распробовать не успел. Так быстро он все слопал». Намек был понят. Ко всеобщему восторгу тех ветеранов лаборатории, которые знали подоплеку этой истории, и к вящему изумлению неофитов Лена к каждому дню рождения Александра Михайловича, начиная с его пятидесятилетия, приносила банку варенья собственного изготовления. Надо отметить, что тот никогда не выставлял варенье для всеобщего угощенья, а немедленно уносил его домой.
