Первый ученик и первая размолвка с шефом
Свою научную группу я начал формировать года за три до защиты докторской. Мой первый ученик, Андрей Ширков, был на 10 лет моложе меня. Он был потрясающе талантлив, изобретателен и умен, хорошо воспитан и хорошо образован. Еще не кончив среднюю школу, он продемонстрировал недюжинные знания по радиотехнике и радиофизике. Андрей был единственным из моих учеников, которому я говорил «ты».
Проблема «ты» и «вы» в русском разговорном этикете безумно сложна. Здесь и дружеские чувства, и отношения старшего к младшему, и безразличие, и откровенное хамство начальника, и амикошонство подчиненного и многое другое. Я дорожил тем, когда, как правило, наедине, Прохоров говорил мне «ты». После того, как меня избрали ректором МФТИ, председатель Госкомитета СССР по образованию ГА. Ягодин обратился ко мне на «ты», я ответил ему тем же, и мы стали друзьями. Когда Председатель Совета Министров СССР Н.И. Рыжков обратился ко мне на «ты», я ответил ему те же, и он перешел на «вы». Должен признать, что, заранее обдумав этот вопрос, я решил не фрондировать в случае, если Президент СССР М.С. Горбачев будет мне «тыкать». Так оно и произошло. До сих пор стыдно, что я отвечал ему на «вы».
Считаю своим долгом подчеркнуть, что различие между Прохоровым и Басовым состояло, в частности, и в том, как они обращались к своим подчиненным. Прохоров никогда и никому не говорил на публике «ты», сознательно или, того не исключаю, подсознательно приберегая это обращение для более близкого общения наедине. Басов же «тыкал» всем без разбору, отнюдь не ожидая услышать «ты» в ответ от подчиненных. Следует все же сказать, что он просто не задумывался над такими пустяками, будучи во многом человеком без предрассудков.
Итак, Андрею Ширкову я говорил «ты», он мне — «вы». Андрей безусловно был талантлив инженерно, но он был чрезмерно ленив. Он придумывал сложнейшие логические построения в объяснение и оправдание того, почему порученное ему конкретное дело не сделано. Какое-то время он бывал удручен ситуацией, в которую он сам же себя и поставил, но тут же начинал активно, творчески и продуктивно работать, и я ему прощал все за красоту его инженерных находок. Самое трудное состояло в том, чтобы вынудить его довести начатое до конца, преобразовать «вещь в себе» в «вещь для нас».
Андрею была необходима в работе жесткая, палочная дисциплина. Я на такое не был способен и потому оказался для него плохим руководителем. Повторю, осознавши, что «это» надо, он творил чудеса, причем, в короткие сроки. Вот пример. Уезжая на полгода в США, я в ночь перед отлетом обосновал возможность постановки и схему некоего эксперимента, дающего ответ на частный, но важный вопрос квантовой электроники СВЧ. Утром, в Шереметьево перед посадкой в самолет, я подробно написал ему обо всем этом, предупредив, что этот опыт нужно будет провести к моему возвращению. Провожавшей меня жене я отдал этот текст и попросил ее объяснить Андрею, что данный эксперимент станет сердцем его кандидатской диссертации. Проведя несколько месяцев в счастливом ничегонеделании, Андрей случайно узнал, что я прилетаю через две недели. Убоявшись моего праведного гнева, он мгновенно придумал схему эксперимента, гораздо более элегантную и, главное, позволившую ему быстро и прямо получить ответ на поставленный вопрос. Ну что тут скажешь? Только с нескрываемой завистью заметишь: «Мне бы такие способности». АВ. Ширков своевременно защитил диссертацию, став первым из подготовленных мною кандидатов физико-математических наук Александр Михайлович Прохоров как-то раз лично проконтролировал деятельность Андрея. Ничего странного в этом не было. Дело в том, что Прохоров не был феодалом, он был абсолютным монархом в сфере своих научных интересов. Он не был первым среди равных, он был первым и единственным. Он не признавал принцип «вассал моего вассала — не мой вассал». Он верил в то, что «король всюду дома».
