Отель «Кайре»
Поселили меня в отеле «Кайре» на пересечении рю де Бак с бульварами Сен-Жермен и Распай — в самом сердце знаменитого предместья, недалеко от аббатства Сен-Жермен-
де-Пре.
Убедившись в том, что мой английский вполне достаточен для общения с местным населением, по крайней мере, на уровне отеля, мадемуазель Де Сталь оставила меня. Наутро мы поехали на Ке-д'Орсе, в МИД Франции, где мне выдали зарплату, 1800 «тяжелых» франков, в то время примерно эквивалентных 180 тогдашним долларам США; сообщили, что работать я буду в Лаборатории физики Высшей нормальной школы под руководством профессора Кастлера; объяснили правила перемещения по стране и посещения иных лабораторий. Кроме того, мне сообщили, что, учитывая мой уровень английского, переводчика мне не дадут, чему я обрадовался.
Чтобы больше не возвращаться ко всегда неприятной денежной теме, сразу же скажу следующее. В те годы действовало правило, по которому советский человек, находясь за рубежами своего отечества, вне зависимости от величины своего валютного заработка не мог получать в месяц более 60% от месячного валютного оклада советского посла в стране пребывания. Тогда валютный «оклад жалования» нашего посла во Франции составлял 2000 франков в месяц. Таким образом, я должен был ежемесячно сдавать в кассу посольства 600 франков. Оставшихся 1200 франков, даже с учетом необходимости платить партийные взносы в размере 3%, вполне хватало на скромную жизнь. Рубашки и носки я стирал сам, заношенное нижнее белье выбрасывал, заменяя его свежим из московских запасов, взятых с собой.
Гостиницу и, тем самым, более чем скромный, утренний завтрак, знаменитый французский petit dejeuner, оплачивала, как они говорили, Республика. Прилично поесть в ресторане самообслуживания стоило франков шесть-семь. Жить и работать, в общем, было можно. Денег хватало и на посещение музеев, без чего Париж — не Париж.
Профессор Альфред Кастлер, известный своими работами по оптической накачке и спектроскопии возбужденных атомов, за что он и получил в 1966 году Нобелевскую премию по физике, принял меня очень гостеприимно. Он даже сам провел меня по всей лаборатории, включая механические мастерские, где он, к вящему восторгу рабочих, давая объяснения, перепутал токарный станок с фрезерным.
Узнав подробности моей экспериментальной работы, профессор Кастлер тут же сделал идеальное предложение, учитывающее мой ЭПР-опыт в трехсантиметровом диапазоне при гелиевых температурах и интерес к оптической накачке. Он предложил мне помогать его аспиранту Жану Маржори, исследовавшему спектроскопию возбужденных уровней F-центров (центров окраски) в кристаллах NaCl и КС1, помещенных в магнитное поле. Предложение было с благодарностью принято, и мы втроем, Жан Маржори, Николя Карлов и Ив Мерль д'Обинье, быстро выполнили соответствующее исследование и опубликовали большую статью в «Revue de Physique*. Жан проводил спектроскопические измерения в оптическом диапазоне, Николя обеспечивал СВЧ-насыщение при гелиевой температуре уровней энергии F-центров, расщепленных магнитным полем, а Ив синтезировал и облучал нейтронами соответствующие кристаллы с тем, чтобы иметь упомянутые центры окраски в требуемых концентрациях.
Жан Маржори был простым и хорошим парнем, без претензий и закидонов. Он был сыном лавочника, торговавшего предметами католического литургического обихода, в том числе, церковными свечами. Поэтому в моих рассказах о России больше всего его восхитило то обстоятельство, что русское православное духовенство разрешает применять в церкви только восковые свечи. «Вот бы нам так, — объяснял он свой восторг, — доходы моего отца здорово бы выросли».
Ив Мерль д'Обинье был простым французским аристократом, его далекий предок Теодор Агриппа д'Обинье был другом и соратником Генриха IV во время «войн за веру». Ему польстил мой восторг по этому поводу и, особенно, предложение пойти на Новый мост и сфотографироваться на фоне памятника упомянутому Генриху. Он был выше меня ростом, широкоплеч, но тонок и физически, и поведенчески. Любил столовое красное вино попроще и ядовитые французские сигареты без фильтра марки «Житан», каковые он выкуривал в несчетных количествах в течение рабочего дня. Работая с сжиженным водородом, который смешиваясь с кислородом создает гремучую смесь, Ив принимал чрезвычайные, для него, меры безопасности: курил не сигареты (открытый огонь), а трубку (огонь закрытый).
Видимо, таким в молодости был Антуан де Сент-Эк-зюпери. Во всяком случае, именно такой образ молодого аристократа, пилота героической эпохи развития авиации, тонкого писателя и храбреца, человека долга и чести сложился у меня сам собою, когда я прочел «Ночной полет» и «Маленького принца».
