Мероприятия
Вернемся, однако, к организованным А.С. Запесоцким мероприятиям. В стремлении сделать свои майские слеты интеллектуальных гуманитариев возможно более привлекательными, им было зафрахтовано судно на подводных крыльях на предмет перевозки морем участников конференции от Зимнего дворца до Петергофа. Там планировалось проведение большой экскурсии по всем близлежащим золотым местам императорской России. Отплывали рано утром. Было довольно холодно. Наш микроколлектив (Б.В. Раушенбах, Л.П. Скороварова, мы с В.Г. Веселаго и женами) угнездился в кормовом салоне «Метеора», но в первых его рядах справа по борту, сразу за входной дверью в этот отсек.
В своем ряду я занял крайнее левое кресло с тем, чтобы можно было вытянуть мою больную ногу, выставив ее в проход. Напротив меня, чуть-чуть левее, находилась дверь с высоким порогом, изолировавшая наш салон от некоего коридорчика, ведущего на выход. С заметным опозданием наш славный корабль отправился вниз по Неве и, наконец, вышел в Финский залив. Задержка отплытия была связана с тем, что гости Запесоцкого не смогли полностью занять все объемы «Метеора», а пароходство решило сэкономить и добавить к нам группу туристов из Японии и участников какой-то международной встречи хирургов-травматологов, что и заняло некоторое время.
Оставляя по левому борту Маркизову лужу, наш катер ходко шел в направлении на южную оконечность острова Котлин с тем, чтобы в виду славного города Кронштадта резко повернуть налево в сторону Петергофской пристани. Неожиданно на полном ходу наш «Метеор» резко затормозил. По инерции меня выбросило вперед. Удар пришелся на многострадальное левое бедро. Высокий порог дверного проема оказался «в нужный момент на нужном месте» и порвал мне какую-то из боковых бедерных вен. Мне было довольно больно.
Из нашей микрогруппы заметно пострадал только я, многогрешный. Перевернувшись самостоятельно на спину, я почувствовал и услышал журчанье истекающей из меня крови. Подбежавшая ко мне Лена, ощупав бедро, кровотечения не обнаружила. Оно было внутренним. Окончательно придя в себя, я с помощью коллег перебрался в кресло. Тут абсолютно вовремя, как в плохом кино, появился некий джентльмен, который оказался лидером американской делегации хирургов-травматологов. Он тщательно ощупал меня и, по моей просьбе, проверил, не сломана ли у меня шейка бедра. Для этого он поднял мою бедную ногу под углом градусов в 60 и сильно ударил по пятке так, чтобы импульс удара был направлен вдоль оси ноги. Я не вскрикнул, в результате хирург торжественно объявил, что переломов у меня нет. Рентген, сделанный несколькими часами после того в Царскосельской районной больнице, подтвердил правоту его диагноза.
Профессор Веселаго после легкого сотрясения мозга, полученного при резкой остановке «Метеора», и выпитого до того чисто символического количества коньяка, с криком: «Вы убили крупнейшего ученого России!» ломился на мостик нашего несчастного корабля. Там заперся и благоразумно на публике не появлялся растяпа шкипер нашей посудины. Тем не менее, удалось постепенно выяснить, что наш рейс открывал навигацию, но никто не удосужился проверить, сколько песка и куда за зиму нанесла в свой эстуарий Нева, и как это все изменило фарватер. «Хотели как лучше, вышло как всегда» и даже заметно хуже.
Меня же все время, после того, как я пришел в себя после полета по инерции в узком пространстве корабельного коридора, мучили мысли о маме. Мы поехали в Санкт-Петербург, когда не прошло и сорока дней с момента ее кончины. Она умерла на руках моей жены на 93-м году жизни после полугодовой мужественной борьбы с неизбежным: в ноябре 1995 года, поскользнувшись на обледеневшем тротуаре, она упала и сломала шейку левого бедра. Лена героически в течение пяти с половиной мучительных месяцев удерживала мою маму от ухода в мир иной.
