Лекции
Сергей Михайлович явно обладал талантом версификации. На банкетах по поводу защиты диссертаций народ с нетерпением ждал его стихотворного изложения перипетий той самой защиты, что именно в данный момент и обмывалась. Его сарказм не был злобен, но всегда очень точен адресно. Свойственна ему была и самоирония. Так, свою докторскую диссертацию на тему о дифракции света на акустических волнах он посвятил XXI годовщине Великого Октября.
Более серьезно было другое. В течение всей второй четверти XX века так называемые партийные философы поддерживали весьма опасный уровень «дискуссии» вокруг буржуазной и реакционной концепции соотношения неопределенностей и принципа дополнительности. В конце сороковых — начале пятидесятых годов соответствующие «обсуждения» внезапно стали чрезмерно острыми. Очевидно, что тогда требовалось подлинное мужество для того, чтобы со спокойным и тихим юмором объяснять студентам, что философствовать здесь не имеет смысла. Это математический факт, вытекающий из основ теории преобразования Фурье. А вопрос о том, какие именно физические переменные являются «Фурье-сопряженными» — это вопрос физический и должен решаться физическими методами, в конце концов методами экспериментальной физики. Я могу догадываться, что многое из отмеченного выше и привело к исключению СМ. Рытова из состава Ученого совета ФИАН на предмет «улучшения работы Совета». Так сам ученый цитировал соответствующий приказ.
Лекции С.М. Рытова по теории колебаний, вне всяких сомнений, несли на себе явственный отпечаток его индивидуальности и, тем самым, конечно, воспитывали нас. Но главной, несомненно, была содержательная сторона этого двухлетнего курса. Идеи колебательной взаимопомощи, фамильного сходства фазовых портретов для, казалось бы, физически совершенно различных конкретных систем, мощь методов нелинейной динамики — все это формировало мировоззрение будущих исследователей, и готовило их к настоящей работе. Для меня этот курс, правда, вместе с прослушанным уже в аспирантские годы курсом Рытова по статистической радиофизике, стал фундаментом моего образования. Все прочие науки, преподававшиеся на ФТФ, я рассматривал либо как вспомогательные и подготовительные к теории колебаний, либо как иллюстрирующие силу и мощь ее положений.
Ко второму учебному году существования ФТФ МГУ на Долгопрудной сложилась своеобразная атмосфера небольшого элитного кампуса с высоким уровнем внутренней свободы. Потрясала профсоюзная библиотека — не научной и не учебной литературой: там были только что открытые мною для себя, как читателя, книги Ибсена, Ницше и Кнута Гамсуна, изданные еще до революции.
Атмосферу физтеха той поры выпукло характеризует следующий эпизод. Напомню, 1948 год — это год проведения печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ, на долгие годы погубившей генетику в СССР. ТД Лысенко был всем и вся, везде и всегда. В частности, ему приписывалось даже изобретение и внедрение в практику метода посадки картошки одними верхушками клубня, что давало ценную в голодные годы возможность пустить на продовольствие большую часть массы посевного материала.
