Командировка
Большое значение для меня имел тесный контакт с коллегами-студентами — Веселаго и Кобелевым. Наше совместное появление в Крыму имеет небольшую предысторию. Вадима и меня БОС, Борис Осипович Солоноуц, наш славный замдекана, с легкостью и сразу же отправил в эту привлекательную командировку. С Витей же встретились трудности. Он никак не мог (пере)сдать Евгению Михайловичу Лифшицу экзамен по книге Ландау и Пятигорского «Механика». БОС из очевидных соображений педагогического порядка не мог столь сильно поощрять студента-двоечника. Исчерпав всю нашу латынь на факультетском уровне и не достигнув успеха, мы прибегли к крайним мерам: обратились непосредственно к руководителю нашей специальности академику МА Леонтовичу благо он нас уже знал по Лаборатории колебаний. И тут началось самое интересное. Быстренько уловив суть вопроса, Михаил Александрович взял с полки Ландау и Пятигорского, открыл эту книгу и, тыча пальцем в оглавление, начал Витьку спрашивать:
— Это Вы знаете?
— Нет.
— Гм... ну, это и знать не надо. А это?
— Нет.
— Жаль, это надо бы знать. А это?
— Знаю.
— Ну, это можно бы и не знать. А это?
— Не знаю.
— Плохо. Это надо знать. А это?
— Знаю.
— Вот и хорошо. Это надо знать. А это? и т. д. в течение минут пяти-семи. Потом крутой поворот к телефону и разговор с БОСом. Аргументация проста: «Пур манже». И мы поехали, разобрав своими силами, что французское «пур манже» по-русски значит «хлеба насущного для». Вот такими были нравы на физтехе в 1949 году.
Веселаго уже тогда был «схемным гением». Смотреть на него, когда он с паяльником в одной руке другою рукою крутит ручки на передней панели осциллографа с целью получше разглядеть, что же у него получается, было очень поучительно.
Кобелев же был совсем другим. Не чуждаясь эксперимента, если таковой хорошо продуман, а параметры используемой аппаратуры соответствовали условиям измерений, он более всего тяготел к рассуждениям общего плана. Силу его интеллекта подтверждает такой случай. Летом 49-го, обсуждая вопрос о неизбежных шумах радиоприемной аппаратуры, ограничивающих чувствительность радиотелескопов, Вадим уверенно высказал мысль, показавшуюся мне абсолютной ересью. Он рассуждал примерно так: «При радиоприеме измеряемые нами электромагнитные поля управляют потоками электронов в электронных лампах и, таким образом, усиливаются. Но потокам электронов в силу дискретной их природы присущи принципиально неустранимые шумы. Значит, из процесса радиоприема, то есть из процесса усиления и регистрации электромагнитных колебаний радиодиапазона, должны быть исключены электронные потоки. Нужно найти другие, чисто полевые, непосредственные и прямые, способы усиления слабых колебательных полей. Поля должны усиливаться как поля, не преобразуясь в электрические токи».
Вадима я не понял, но слова его запомнил и смысл их осознал много позднее. Кстати, в ту пору ни AM. Прохоров, ни Н.Г. Басов, по моим сведениям, о возможном применении для усиления электромагнитных колебаний эффекта индуцированного испускания излучения тогда еще не думали. Я рассказал об этом лишь для того, чтобы показать уровень интеллектуального напряжения, который был обыденным в жизни студентов ФТФ МГУ в Крымской экспедиции ФИАНа.
