Движение вниз
За какие-то четыре месяца работы в институте я убедился в практически полном отсутствии исполнительской дисциплины. Решение многих вопросов — от больших до малых — встречало какое-то вязкое сопротивление. Приказы не выполнялись месяцами. Я был вынужден заявить, что практически все службы института инертны и вязки до умопомрачения.
В заключение я еще раз подчеркнул те несколько моментов, которые определяли и должны определять нашу жизнь:
— преемственность, сохранение линии, намеченной и проводившейся ректорами
С.А. Христиановичем, И.Ф. Петровым, О.М. Белоцерковским;
— уникальность физтеха, его элитарность в хорошем смысле слова;
— вневедомственность физтеха, его опора на самое передовое во всех отраслях науки и техники, его союз со всеми отраслями, в том числе и с теми, между которыми существуют ведомственные барьеры;
— фундаментальность общего для всех институтского цикла образования;
— наличие не слишком объемного, но значительного факультетского цикла, перебрасывающего мостик от общего к конкретному;
— базовый цикл с основным упором на научно-исследовательскую и конструкторско-исследовательскую работу студентов.
Отвечая на вопрос о призыве студентов МФТИ, достигших 18 лет, на действительную военную службу в рядах Советской Армии, я позволил себе публично объявить всем и вся, что и как я обо всем этом думаю, сказав о близорукости высших офицеров Генштаба, к концу XX века так и не понявших, какую роль играет интеллект нации в обеспечении национальной безопасности. И, не удержавшись, добавил насчет «медных касок и чугунных лбов под ними».
На другой день вузовская и академическая общественность столицы шумела о субботнем инциденте на физтехе. Я был вызван утром во вторник «на ковер» к первому секретарю Московского обкома КПСС Валентину Карповичу Месяцу. «Доброжелатели», злорадствуя, советовали готовиться к самому худшему.
Но опасения оказались напрасными. То ли времена на самом деле изменились, то ли действительно Валентин Карпович был, как о нем и говорили, интеллигентным человеком, но он решил не давать ходу доносу, сделанному кем-то из сотрудников МФТИ. Ограничился душеспасительной беседой с провинившимся. Месяц посоветовал также извиниться перед офицерами военной кафедры и объяснить им, что вовсе не они имелись мною в виду, а тупые кадровики. Я с радостью последовал его совету, тем более что офицеры нашей военной кафедры — весьма достойные люди. Инцидент был исчерпан.
Вторую речь я произнес на следующий, 1989 год. Похвастаться было нечем. Удалось, правда, спасти от призыва тех студентов третьего курса, которые к весне 1987 года еще не достигли призывного возраста. Это, конечно, был большой успех. Но не получилось добиться досрочной демобилизации их старших сверстников.
Замечу здесь, с тем, чтобы закрыть тему военной службы 444 студентов, о восхитительном чувстве братства всех физтехов. Это проявилось в колоссальной работе по поддержанию связи с нашими ребятами в частях и соединениях: высылались и газета «За науку», и задания по языку, физике, математике; организовывались и выезды СТЭМа в те части, где ребята служили кучно. Не могу не упомянуть поездку в эти части Сергея Петровича Капицы, заведующего нашей кафедрой общей физики, в те годы невероятно популярного телеведущего программы «Очевидное — невероятное». Он довольно успешно «поторговал лицом» в пользу наших ребят. Заслуживает высочайшей оценки благородная позиция офицеров нашей военной кафедры, которые во многом способствовали тому, чтобы служба эта прошла для наших студентов наиболее безболезненно. Все они через два года вернулись в институт. От многих из них я слышал гордые слова о том, как им завидовали студенты других славных вузов, брошенных их alma mater на произвол судьбы.
В 1988 году наметился определенный прогресс в гуманитаризации физтеховского образования. «Академические» чтения по избранным вопросам истории и теории культуры пользовались большим успехом. Но, к сожалению, эти чтения не посещались профессиональными обществоведами МФТИ. Им это, как ни странно, было не интересно! К 80-м годам прошлого века вузовские кафедры научного коммунизма, истории КПСС, политэкономии, да и философии, как правило, сделали все, что могли и даже сверх того, чтобы отбить у вступающих во взрослую жизнь молодых инженеров, научных работников, врачей и учителей саму способность воспринимать гуманитарное знание, выбить из них естественный интерес к этим, важным для развития широкого кругозора у студентов, наукам.
Став ректором, я решил поближе познакомиться с общеинститутскими кафедрами МФТИ. На математике и теорфизике мне делать было нечего, я все равно ничего бы не понял, а надувать щеки попусту мне не хотелось. Кафедру общей физики я хорошо знал, поскольку в свое время работал на ней сам. На кафедре английского языка дела шли прекрасно, заведующая кафедрой М.В. Круть с блеском поддерживала традиции, заложенные еще в 1947 году ИА Ершовой. Оставались кафедры общественных наук. Туда я для начала и пошел. Мой Бог, что я там увидел!
