Донос
Так вот, однажды на первом этаже учебного корпуса, стояли три студента второго курса: Витя Веселаго, автор этих строк и Вадим Кобелев. Мы спокойно обсуждали материал только что вывешенного номера стенной газеты факультета «За науку». Материал был посвящен освещению генетической дискуссии. Вадим, родители которого в свое время работали с Н.И. Вавиловым, был весьма воинственно настроен против Лысенко. Я же говорил, что генетику я не понимаю и потому судить по существу не берусь. Однако же я заметил, что мой дед, бедный мужик, еще до революции сажал картошку верхушками, а также, что он любил повторять народную мудрость насчет того, что «от худого семени не жди доброго племени». Мимо, не обращая, как нам казалось, на нас никакого внимания, на разных скоростях пробегали наши коллеги. Каково же было мое удивление, когда я увидел в следующем номере газеты «проработочный» разбор этой беседы с прямым выводом о ее антипартийном характере. Это был настоящий донос. Тот, кто работал или учился в то время, поймет наши эмоции. Статья была подписана. Под ней стояло имя нашего однокурсника, впоследствии широко известного диссидента, национального символа правозащитного движения. Легко понять, как высоко впоследствии я расценивал искренность громких политических заявлений этого самого «символа».
Эта история рассказана здесь для того, чтобы лишний раз оттенить исключительность моральной атмосферы на ФТФ МГУ в то время. Ничего из этой провокации не получилось — заметку просто никто не заметил.
Второй политический донос на меня был уже много позже, конфиденциальным и направлен президенту Ельцину тогда, когда тот назначал меня председателем ВАКа. На этот раз доносчик, студент ФТФ курсом моложе меня, опираясь на факт длительного со мной знакомства, не нашел ничего лучшего как назвать автора этих строк «коммунистической балаболкой». Мужики из Администрации Президента, показав мне эту бумагу, слегка позабавились над моей растерянностью, которую я и не думал скрывать, увидев под доносом хорошо знакомую мне подпись. Надо сказать, что доносчик маленько перестарался, последней фразой своего письма затребовав у Президента Ельцина личной встречи для того, чтобы раскрыть тому глаза на целый ряд других столь же недостойных лиц, стоящих у руководства нашей наукой.
Чтобы покончить с разного рода мелкими эпизодами, произошедшими во второй год обучения на ФТФ и имевшими весьма забавные отдаленные последствия, расскажу о том, что однажды я с В.Г. Веселаго расшалились в перерыве между лекциями. Слегка стукнув его, я побежал от него по тому коридору, в который сейчас выходят двери оптических лабораторий. Он — за мной. В конце коридора была стеклянная дверь. Проскочив эту дверь, я с силой швырнул обе ее створки назад, в сторону бегущего за мной Витьки. Совершенно естественно, что с шумом, грохотом и звоном он высадил стекла из злополучной двери. Рядом находился кабинет БОСа — Бориса Осиповича Солоноуца — нашего славного замдекана. Немедленно появившись на сцене действия, БОС тут же, к вящему восторгу передового советского студенчества, произвел суд, скорый и правый: каждому по выговору и взыскать стоимость ремонта! Поскольку дело это денежное, то оно было оформлено письменным приказом. Копия оного приказа, пролежала в моем личном деле сорок лет.
В 1987 годуя, член-корреспондент АН СССР, заведующий отделом в ИОФАНе, по совместительству профессор базовой кафедры ФПФЭ МФТИ, баллотировался на пост ректора физтеха. Электоральное множество состояло в те годы из трех примерно равных частей — профессуры базовых кафедр, представителей штатных преподавателей института, работающих, в основном, в Долгопрудной, и студентов. Электоральные предпочтения двух первых из этих трех курий были ясны. Решала позиция студентов. Кому-то из них пришла в голову плодотворная мысль изучить личные дела претендентов, хранимые в архиве института. Обнаружив в студенческом прошлом одного из них выговор, вынесенный за хулиганство с битьем стекол, студенты однозначно определились. Я был избран в первом туре со счетом два к одному. Поистине, «блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел».
Картина той атмосферы, которая активно формировала меня на 20-м году жизни, была бы существенно неполна, если бы я не сказал хоть несколько слов о преподавании общественных наук на ФТФ в то время.
