Директор ФИАНа Д.В. Скобельцын
В августе 1572 года, в день святого Варфоломея, французский король Карл IX, ревностный католик, и его нежная матушка, Екатерина Медичи, учинили крупную акцию устрашения инакомыслящих, перебив всех протестантов, так называемых гугенотов, в то время на свое несчастье находившихся в Париже. Это побоище получило наименование «Варфоломеевская ночь». Акция сия закономерно вызвала гнев и возмущение всей передовой европейской общественности. Борцами за восстановление попранных прав человека выступили такие видные политические деятели того времени, как император Священной Римской империи Максимилиан II и царь всея Руси, Великий Князь Московский Иоанн IV Васильевич, хорошо известный нам как Иван Грозный. Движимый исключительно соображениями морального плана, Иван Васильевич решил высказать брату своему Кесарю Максимилиану озабоченность по поводу столь прискорбного события как Варфоломеевская ночь. С соответствующим царским посланием был отправлен в Вену член опричного государева двора, выборный дворянин Захар Данилов сын Скобельцын.
Этот трогательный эпизод из истории Европы я рассказал в качестве введения к последующему повествованию о нашем директоре Дмитрии Владимировиче Скобельцыне. К тому же хорошо ложится следующий эпизод из времен, к нам более близких. В начале 60-х годов прошлого века отмечался очередной юбилей изобретения радио А.С. Поповым. Вопросы русского приоритета тогда имели статус государственно важных, и всякое сомнение в справедливости соответствующих утверждений рассматривалось чуть ли не как измена отечеству. На круглом столе библиотеки ФИАН регулярно выкладывались свежие поступления журналов научной периодики. Я тогда регулярно читал журнал Американского общества радиоинженеров «Proceedings of the IRE» (в настоящее время журнал называется «Proceedings of 1ЕЕЕ»), Так вот, по времени около этой самой годовщины изобретения радио очередной выпуск журнала дал под невинным заголовком большую статью на сей предмет. Наша цензура случайно пропустила эту статью (некоторые она просто вырезала), а я прочел. Естественно, в ней утверждалось, что Попов тут ни причем. Из множества доводов два показались мне серьезными. Во-первых, слова самого Попова, обращенные к Маркони при их встрече: «Приветствую изобретателя радио».
Правда, сказано это было на борту итальянского крейсера, прибывшего с официальным королевским визитом в Кронштадт. Маркони сопровождал короля. Во-вторых, и это самое интересное, журнал приводил обширные выписки из статей и писем ректора (директора) Санкт-Петербургского политехнического института профессора Владимира Скобельцына, аргументированно отрицавшего приоритет Попова. То был отец нашего директора, в начале прошлого века служивший ректором этого лучшего из политехнических вузов страны. Я отнюдь не стал скрывать эту пикантную информацию от друзей. Через пару дней меня пригласил к себе заместитель директора ФИАН, тот самый тов. Добротен, в распоряжение которого я был направлен в 1952 году, и ласково попросил разъяснений. Библиотека в ФИАНе расположена непосредственно рядом с директорскими кабинетами, и через минуту я читал Добротину интересующие его места из американской статьи. Журнал был немедленно передан Д.В. Скобельцыну, после чего изъят из свободного обращения.
Несколькими годами позже ученый секретарь института А.И. Барчуков сообщил директору, что Австралия, как известно, являющаяся малой родиной AM. Прохорова, с запада ограничена обширным Бассовым заливом. Реакция Скобельцына была быстрой и точной: «Это, вероятно, Карлов заметил». Барчуков сокрушенно признал его правоту.
В начале лета 1964 года директор дал именно мне важное конфиденциальное задание. Я должен был перевести на английский язык текст рассекреченного его усилиями доклада Басова и Прохорова на закрытом совещании в Президиуме АН СССР в феврале 1952 года, посвященном проблеме определения дипольных моментов ядер радиоактивных атомов. Именно на этом совещании Басов и Прохоров впервые обнародовали идею мазера. К их счастью, тогда их никто не понял, но стенограмма совещания была сделана весьма профессионально. И опять же, к счастью, Д.В. Скобельцын не только озаботился заблаговременно рассекретить этот доклад, но и выдвинул их на соискание Нобелевской премии. Как известно, все делопроизводство Нобелевского комитета ведется на конфиденциальной основе. Директор мне просто сказал, что он лично просит меня перевести этот текст на английский язык. Я заметил, что перевод будет хорош только при условии, если я буду знать, кому он адресован. Признав мою правоту, Дмитрий Владимирович сказал, что это делается по запросу Нобелевского комитета и что он уповает на мою скромность. Перевод я сделал дня в три, очень трудно было удержаться на уровне понимания 1952 года и не модернизировать, пусть и невольно, стиль авторов применительно к 1964 году. Скобельцын со мной согласился, перевод одобрил, в весьма вежливых выражениях поблагодарив меня и напомнив о необходимости обо всем этом молчать, ибо в противном случае я подведу не Басова и Прохорова, а его лично. Я рассказал всю эту историю Александру Михайловичу вскоре после получения им Нобелевской премии. Он просил меня обо всем этом забыть, что я и сделал на добрые сорок лет.
