Детство в Москве
Читать меня научила мама, преодолевая мою природную лень простым, но эффективным приемом. Она читала мне «Сказки дядюшки Римуса» про веселые похождения Братца Кролика, но только при условии, что я сам прочту сначала название сказки, а потом и первую ее фразу. Замечу, что заодно с умением читать на этом тяжком пути познания я приобрел вкус к плутовскому роману.
Считать меня научила жизнь. Недалеко от нас, на Ленинградском шоссе, ныне — проспекте, напротив улицы Правды, расположена кондитерская фабрика «Большевик», бывшая фабрика французской фирмы «Сиу». Эта фабрика время от времени «выбрасывала» в свободную продажу по действительно бросовой цене кондитерский лом — раскрошенную смесь выбракованных тортов, пирожных, дорогого печенья. Вся эта вкуснотища продавалась через полуподвальное окно в боковом крыле основного корпуса фабрики, в стороне от случайных взглядов посторонних лиц. День распродажи заранее не объявлялся. Но на фабрике работали люди, обитавшие в нашем, же околотке, и информация, конечно же, просачивалась. В такие денечки у заветного окошка выстраивалась длинная очередь. Помню день и вкус добычи, когда, пересчитав стоящих передо мною, я вычислил свой номер как 237-й и оценил, что через полтора часа я достигну желаемого, что вскоре и осуществилось. Так первый раз в моей жизни физика-экспериментатора результаты теоретической оценки блестяще выдержали опытную проверку.
Учительница начальной школы Наталья Петровна — «учительница первая моя» — запомнилась требовательной добротой, отсутствием любимчиков и самодельными мнемоническими правилами на предмет усвоения орфографии не проверяемых по правилам слов типа «костюм» и «пальто». Она была и внешне, и внутренне воплощением типа сельской учительницы, воспетого классической русской литературой народнического направления.
Но первое и самое сильное впечатление от школьных дней 1937 года — это коллективное, всем классом, замазывание чернилами портретов бывших вождей, ставших врагами народа, а до того помещенных на страницы учебников. Не могу не прибавить к этому, что «дворовая общественность» нашего в те годы очевидно мещанского Московского посада глубоко и искренне, всем сердцем своим одобряла аресты начальников и вообще интеллигентов.
Отец и мать много работали, отец — в КБ Поликарпова, мать — в Моспроекте. Обстановка была напряженной. Уже после смерти отца мама мне рассказала, что отец все это время ждал ареста. После того, как «забирали» кого-либо из его коллег-инженеров, они ночами лежали, держась за руки, и ждали стука в дверь. Отец при этом говорил матери, чтобы в случае ареста она его не ждала обратно, так как на первом же допросе даст следователю со всей своей немалой силы в морду и будет, конечно, убит. Такая вот, характерная для него психотерапия.
