Аспирантура
На время сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру и оформления соответствующих бумаг, я был временно зачислен на должность радиотехника. Первая запись в моей трудовой книжке относит это эпохальное событие к 6 августа 1952 года. Дату сию я никогда не забуду, потому что именно в этот отмеченный белым камушком день жена моя Лена благополучно родила нашу дочь, названную Марией.
Свою первую беременность Лена переносила достаточно хорошо. Настолько хорошо, что примерно за месяц до ее ухода в декретный отпуск Д.И. Маш, бывший в то время секретарем партийной организации лаборатории, совершенно серьезно, взывая к ее комсомольской сознательности, уговаривал выступить в составе лабораторной команды на волейбольных состязаниях в рамках ФИАНа. В оправдание Маша могу сказать только одно: при небольшом росте, явно страдая излишней полнотой, он воспринимал пополневшую молодую женщину как человека, достигшего идеала телесной красоты. Тем более, что Лена продолжала активно перемещаться в пределах института и упорно работать. Но вскоре от такого темпа деятельности ей пришлось отказаться: приближалось время родов.
Маму мою тем временем одолевали совсем другие страхи. Ближайший родильный дом находился на Вятской улице. Это почтенное родовспомогательное учреждение курировало местную женскую консультацию, которая, выражаясь их языком, «вела» Лену. Все бы хорошо, да именно там, в 1940 году погубили мою сестренку. Мама никак не могла допустить, чтобы ее невестка рожала там же. Другой роддом мы нашли недалеко от старого ФИАНа, на улице Александра Невского, куда можно было сравнительно легко дойти пешком, если в начале 5-й улицы Ямского Поля пересечь железнодорожные пути между Савеловским и Белорусским вокзалами.
В ночь на 6 августа Лена разбудила меня и сказала: «Пора, мой друг, пора...». И мы пошли. Солнце еще не взошло, но явно к этому готовилось. Кошки в массовом порядке покидали свои ночные посиделки и разбегались по домам. Никогда не думал, что в Москве так много кошек. Не успели мы пройти первые сто метров, как одна тварь этой породы перебежала нам дорогу. Мы повернули назад и пошли другим путем. Не успели мы пройти первые сто метров, как... ну и так несколько раз, словно перебежками кошек командовал какой-то зловещий кошачий бог, сознательным намерением которого было помешать нам вовремя достичь цели нашего похода. После пятой или шестой попытки обмануть судьбу, мы рассмеялись, махнули рукой, каждый своею, и пошли кратчайшим путем.
К восходу солнца мы пришли в роддом, Лену приняли и, отдав мне ее сережки, увели в таинственную глубину этого, несомненно, богоугодного заведения. Я же, беспомощно волнуясь, стал бессмысленно кружить вокруг здания.
Был жаркий день. Из широко распахнутых окон было хорошо слышно, как и что кричала одна из рожениц. Ее мать, достаточно молодая и еще привлекательная женщина, удерживала своего очень молоденького — лет восемнадцати — зятя и приговаривала: «Слушай, слушай, это она из-за тебя так мучается». Послушав в течение некоторого времени эти души доверчивой признанья («Ой, мамочка, если бы я знала! Ой, мамочка...»), молодая бабушка властной рукой увела заплаканного и выглядевшего совершенно убитым родителя с поля действия. А формула: «Ой, мамочка, если бы я знала» вошла в золотой фонд семейных словесных реликвий.
