Армения
Армения — страна камня, страна камней, Каристан, как метафорически ее иногда называют. Так вот, характерной для нее архитектурой малых форм, являются так называемые хачкары (буквально — крест-камни или камни-крестовики). Эти небольшие, соразмерные человеку камни несут на своей плоской поверхности удивительно изящный орнамент, основой которого является Крест. Материал хачкаров — розовый туф, который легко режется и веками хранит вырезанный на нем рельеф. Функционально они подобны скандинавским руническим камням. Это естественно — и там, и тут господствует дикий камень, а природа человеческая едина. В Армении, крещенной в 301 году, она, эта природа, освящена символом Креста.
Для молодого советского человека было очень интересно в 1950 году наблюдать такое своеобразное социальное явление, которым стала для Армении проводимая в первое послевоенное время репатриация этнических армян.
Из стран Ближнего Востока, из Сирии, Ливана, Ирака приезжали, в основном, мелкие торговцы и ремесленники, портные и парикмахеры — бедные люди, которые легко приживались к советской социальной системе того времени. Благо, все вокруг делалось на родном языке и с использованием родной письменности. Из Египта и Ирана ехали люди побогаче, пообразованней — серьезные фабриканты и купцы, врачи и адвокаты. Эти люди, а точнее, их дети, приживались по-разному. Те из них, для кого профессия была средством самовыражения, а не способом заработать как можно больше денег, чувствовали себя неплохо. Этому способствовало разрешение на абсолютно свободный ввоз фабричного и иного оборудования и инструментария, в том числе медицинского и зубоврачебного, и выплата амортизационных отчислений владельцу при условии, что все оборудование использовалось на государственном предприятии. Западная Европа поставляла, в основном, интеллектуалов. С ними было труднее. В результате, с одной стороны, гуманитарная наука получила мощный кадровый ресурс. С другой стороны, штатная емкость соответствующих институтов Академии наук республики, Матенадарана и тому подобных учреждений была ограниченной. С третьей стороны, и это самое главное, этим людям было очень трудно жить и работать в условиях тоталитарного гнета одной, пусть даже правильной, идеологии, в условиях, когда и предмет исследования, и методология оного предписывались внешней, пусть даже весьма уважаемой, силой.
В Бюраканской обсерватории был, однако, один вполне счастливый репатриант, приехавший с юга Франции, — ворпет Арам, то есть мастер Арам, механик высокой квалификации, работавший одновременно как фрезеровщик, токарь и слесарь-лекальщик. Он был далеко не молод, говорил по-русски довольно плохо, его французская речь тоже не отличалась правильностью и богатством языка, но его мудрость и благожелательность делали общение с ним интересным и приятным. Он хорошо помнил выходки турецких аскеров, и присутствие рядом с Бюраканом небольшого армейского гарнизона грело ему душу. Я, облизываясь, смотрел на его слесарный инструментарий. Он рассказывал, что все это покупалось для его небольшой авторемонтной мастерской на Лазурном берегу, а теперь как нельзя кстати приходилось здесь.
Через Бюракан проходила дорога, ведущая на вершину Алагёза, где строилась высокогорная станция для наблюдения космических лучей. Дорога была горной и местами довольно крутой. Так вот, однажды мы наблюдали, как два буйвола, упорно тянули вверх громадную телегу, груженую туфяными блоками для упомянутого строительства. Из их черно-фиолетовых ноздрей, раздутых от натуги, со свистом вырывалось горячее дыхание. Его было видно, это дыхание: воздушно-капельная смесь с силой, как из сопла ракеты, вылетала абсолютно прямолинейно на расстояние до полуметра, только слегка расширяясь к концу видимой своей траектории. Апертура раздутых ноздрей превышала поперечные размеры разрезанного вдоль куриного яйца. Все это в целом, не говоря о напряженной мускулатуре мощного тела, производило впечатление сознательного стремления выполнить свой тяжелый долг и вызывало и восхищение, и уважение. Мол, смотрите все, как надо трудиться на этой земле.
